О метаморфозах души

Мы открываем Восточную Азию. Любая мода загадочна. Для этого есть масса причин, Она надвигается, как снежный ком, потом уходит. Открывая новые для себя страны географически, люди узнают их через вещи, интерьер, кухню. Нынче в Москве масса японских ресторанов, вырастающих как грибы: дорогие и не очень, с хорошими декорациями и плохими. Главное, чтобы там пахло суши. Японская кухня — самая здоровая в мире. Легче и полезнее рыбы, риса, водорослей и имбиря нет ничего. Москвичи подсели не только на зеленый чай, но уже и на белый. Вот-вот появится мода на исламский Восток. Восток стучится. Иногда кроваво стучится. Но это попытка войти и стать равным.

Японский интерьер с его белым минимализмом в Москве по-прежнему популярен. Во-первых, это попытка победить в себе «совок», который сидит в памяти. Это желание взять флейц и все стереть — желание избавиться от прошлого. Оно доминировало до конца 1990-х. Сейчас в этом минималистичном пространстве стали прорастать предметы.

Нас открывает Восточная Азия Россия не может не влиять на азиатские страны. Хотя бы потому, что она с ними граничит. И влияет размерами. Зазора>кивает. Когда я читал лекции на факультете русского языка в токийском университете, помню, показывал студентам «Балладу о солдате». Студенты были восхищены не сюжетом, а нашими бескрайними полями и лесами. Это для них так же непредставимо, как для африканца снег. На двух таких разных по размеру пространствах — России и Японии — живет одинаковое количество людей. У нас агорофобия, у них — клаустрофобия. Мы боремся с низкой температурой и водкой, они — с глубокими депрессиями.

Но интерес к России угасает. Последний всплеск произошел в 1960-е, когда в космос запустили спутники и Гагарина. Тогда Япония выбирала, что лучше: социализм или капитализм. Было очень мощное общественное движение за социализм — они же коллективисты. Если говорить о японской социальной модели общества, то это капиталистический социализм.

Буддизм по-русски
Интерес к буддизму возник в 1970-е. Была потребность в какой-то идеологии. Буддизм — это неучастие в общественной жизни. Равнодушие к доброму и злому. И, главное, большое внимание к внутреннему миру человека, к его самодостаточности, Все это сильно привлекало во времена СССР. Православие с его коллективизмом, соборностью все-таки не давало такой свободы, такого ухода в себя. Сейчас интерес к буддизму носит скорее декоративный, этнографический характер. Сегодня он скорее терапия, вроде реланиума, духовный фитнес для интеллектуалов. И просто фитнес. А тогда это было внутреннее диссидентство. Общность корпоративных интересов раздражает точно так же, как коммунистический коллективизм. И буддизм для русского по-прежнему остается единственным местом, куда можно уйти от общества в себя, отстраниться от дел, от построения капитализма. Уйти от коллектива и ответственности. Но трудно сказать, во что это выльется в России. Возможно, появятся новые гибриды.
Жажда тайного знания. Что привлекает в этих поисках? Наша русская гносеологическая жажда сделаться сверхчеловеком. Вообще жажда познания, недовольство миром. Это все от нашей зыбкой почвы под ногами. В России не было больших периодов социальной стабильности. У русского' человека есть уникальная черта — уметь ничего не планировать. Я живу, й у меня нет никаких сбережений. Так живут многие мои друзья. Я лишился работы сразу после рождения моих близнецов — и стал писать. Как только вы уедете отсюда, то отсутствие сбережений, социальной защиты будет пугать. Здесь — нет. Как-то Мамлеев сказал, что потеря работы в Америке хуже ГУЛАГа. А в России — все может быть и к лучшему. И невозможно просчитать, как в шахматах. Русские шахматы без правил: на доске 64 клетки, начинается чемпионат, а число клеток стремительно растет!
Капитализм в России ничего не исправит. Мне самому крайне любопытно, что здесь будет через десять лет. При Чехове были такие же русские безумцы, идеалисты и «фигуристы», как и в брежневское время, как и сейчас.. Либерал давит на размораживание, а консерватор замораживает. Проследите историю. Сталин заморозил— Хрущев разморозил. Брежнев заморозил — Горбачев и Ельцин разморозили. Сейчас снова идет процесс постепенного замораживания. Разморозка, как правило, длится лет десять, заморозка — десятилетия. Оттепель — очень беспокойное состояние для русских. Мы же дети холода! Зима спокойнее: холодно, не хочется двигаться, хочется водки и снов. Водки теперь = океан. А вот литература и дает эти сны. Она создается в периоды, когда все замирает и замерзает, когда есть возможность взглянуть на застывший мир. А в оттепель ты не успеваешь ничего разглядеть: все очень быстро мелькает. В период перестройки самый мощный язык влияния — телевидение. Литература, театр, кино — второстепенны. Сейчас наоборот. Люди перестают смотреть телевизор. Покупают радиоприемники. Опять ловят западные «голоса». Книги покупают как дрова Готовятся к зиме. Я на самом деле зиму обожаю. Снег скрывает срам земли. Красиво. Немного призрачной красотой. Так что побольше дров, побольше книг хороших — и все!